Так я слышал. Однажды Бхагаван находился в Чатуме в миробалановом лесу. В то время пятьсот монахов, возглавляемые Сарипуттой и Моггаланой, как раз добрались до Чатумы, чтобы повидать Бхагавана. Местные монахи здоровались с пришлыми монахами, указывали им места ночлега, показывали им места, куда положить верхнюю одежду и миски, и все при этом очень шумели и галдели.
Тут Бхагаван окликнул Ананду: "Что за шум, что за галдеж, Ананда? Рыбаки, что ли, сеть вытащили?"
Ананда ответил: "Это пятьсот монахов пришли вместе с Сарипуттой и Моггаланой, для того, чтобы повидать Бхагавана".
Будда сказал: "Созови ко мне этих монахов, Ананда".
Когда монахи собрались, Бхагаван вновь спросил их: "Что за шум, что за галдеж? Рыбаки, что ли, сеть вытащили?"
Монахи объяснили: "Это пятьсот монахов пришли вместе с Сарипуттой и Моггаланой, для того, чтобы повидать Бхагавана".
Будда сказал: "Ступайте, монахи, я вас распускаю. Вы не можете более жить при мне".
– "Да, почтенный", – отвечали эти монахи Бхагавану, встали, попрощались с Бхагаваном, обошли его с правой стороны, свернули постели, взяли верхнюю одежду и миски и ушли.
А в то время чатумские сакьи находились по какому-то своему делу в доме собраний. Увидели чатумские сакьи этих монахов издалека еще; завидев их, они подошли к ним и спросили: "Куда же это вы идете, почтенные?"
– "Распустил Бхагаван общину монахов, любезные".
– "Да вы, почтенные, посидите здесь, вдруг нам удастся умилостивить Бхагавана".
– "Да, любезные".
И чатумские сакьи направились к Бхагавану. Придя, они приветствовали Бхагавана и сели подле. И, сидя возле Бхагавана, чатумские сакьи сказали ему: "Почтенный! Пусть будет Бхагаван благосклонен к общине монахов, пусть наставляет Бхагаван общину монахов. Как прежде, почтенный, Бхагаван сердечно относился к общине монахов, так пусть и теперь Бхагаван сердечно относится к общине монахов. Ведь есть, почтенный, монахи, принявшие постриг недавно, только что пришедшие к этому учению-наставлению. Если не будут они видеть Бхагавана, переменятся они, захиреют. Как молодые всходы, не получая воды, переменятся и захиреют, так и те монахи переменятся и захиреют. Или как малый теленок, не видя матери, переменится и захиреет, так и те монахи переменятся и захиреют. Поэтому, почтенный, как прежде, почтенный, Бхагаван сердечно относился к общине монахов, так пусть и теперь Бхагаван сердечно относится к общине монахов".
А Брахма, владыка мира, узнав своею мыслью помышления Бхагавана, исчез из мира Брахмы и так же быстро, как сильный мужчина прямую руку согнет или согнутую выпрямит, внезапно появился перед Бхагаваном. Он обнажил правое плечо, почтительно сложил ладони и обратился к Бхагавану: "Почтенный! Пусть будет Бхагаван благосклонен к общине монахов, пусть наставляет Бхагаван общину монахов. Как прежде, почтенный, Бхагаван сердечно относился к общине монахов, так пусть и теперь Бхагаван сердечно относится к общине монахов. Ведь есть, почтенный, монахи, принявшие постриг недавно, только что пришедшие к этому учению-наставлению. Если не будут они видеть Бхагавана, переменятся они, захиреют. Как молодые всходы, не получая воды, переменятся и захиреют, так и те монахи переменятся и захиреют. Или как малый теленок, не видя матери, переменится и захиреет, так и те монахи переменятся и захиреют. Поэтому, почтенный, как прежде, почтенный, Бхагаван сердечно относился к общине монахов, так пусть и теперь Бхагаван сердечно относится к общине монахов".
И чатумским сакьям с Брахмой, владыкой мира, удалось умилостивить Бхагавана притчами о всходах и малом теленке. Тут достопочтенный Моггалана окликнул монахов: "Вставайте, любезные, берите свои верхние одежды и миски. Умилостивили Бхагавана чатумские сакья и Брахма, владыка мира, притчами о всходах и малом теленке".
– "Да, любезный".
И монахи пришли к Бхагавану. И Бхагаван спросил Сарипутту, сидевшего возле него: "О чем ты думал, Сарипутта, когда я распустил общину?"
– "Я тогда подумал, почтенный: теперь Бхагаван будет беззаботно пребывать в счастливом состоянии, очевидном уже в этой жизни, и мы тоже".
– "Остерегись, Сарипутта, остерегись, Сарипутта! Не следует тебе впредь иметь таких мыслей".
И Бхагаван окликнул достопочтенного великого Моггалану: "О чем ты думал, Моггалана, когда я распустил общину?"
– "Я тогда подумал, почтенный: теперь Бхагаван будет беззаботно пребывать в счастливом состоянии, очевидном уже в этой жизни, а мы с достопочтенным Сарипуттой будем опекать общину".
– "Хорошо, хорошо, Моггалана! Или я могу опекать общину, или Сарипутта с Моггаланой".
И Бхагаван обратился к монахам: "Есть, о монахи, четыре опасности, которых следует остерегаться тому, кто входит в воду. Вот они: это опасность от волн, от крокодилов, от водоворотов, от аллигаторов. Так же, о монахи, есть четыре опасности, которых следует остерегаться тому, кто последовал этому учению-наставлению, принял постриг и ушел из дому в бездомность. Вот они: это опасность от волн, от крокодилов, от водоворотов и от аллигаторов.
Вот что такое опасность от волн: уходит некий отпрыск (известного) рода, верующей семьи из дому в бездомность, принимает постриг (и думает): "Выбрался я из рождений, старости, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния; выбрался, одолеваемый тяготами, из тягот. Видится уже конец всему этому множеству тягот". И вот такого монаха товарищи его по брахманскому житию начинают учить и наставлять: "Подходить надо так-то, отходить надо так-то, смотреть надо так-то, глядеть надо так-то, сгибаться надо так-то, выпрямляться надо так-то, постель, верхнюю одежду, миску содержать так-то". Начинает он думать: "Пока я жил в доме, я сам других учил и наставлял. Они мне, по-моему, в сыновья и во внуки годятся, а еще думают, что им можно меня учить и наставлять". Оставляет он ученичество и возвращается к худшему. Опасностью от волн, монахи, называется гнев и возмущение.
Вот что такое опасность от крокодилов: уходит некий отпрыск (известного) рода, верующей семьи из дому в бездомность, принимает постриг (и думает): "Выбрался я из рождений, старости, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния; выбрался, одолеваемый тяготами, из тягот. Видится уже конец всему этому множеству тягот". И вот такого монаха товарищи его по брахманскому житию начинают учить и наставлять: Эту твердую пищу тебе можно есть, эту твердую пищу тебе нельзя есть, эту мягкую пищу тебе можно есть, эту мягкую пищу тебе нельзя есть, эту жидкую пищу тебе можно есть, эту жидкую пищу тебе нельзя есть; это питье тебе можно пить, этого питья тебе нельзя пить. Разрешенную твердую пищу тебе можно есть, неразрешенную твердую пищу тебе нельзя есть, разрешенную мягкую пищу тебе можно есть, неразрешенную мягкую пищу тебе нельзя есть, разрешенную жидкую пищу тебе можно есть, неразрешенную жидкую пищу тебе нельзя есть; разрешенное питье тебе можно пить, неразрешенное тебе нельзя пить. Вовремя можно твердую пищу есть, не вовремя нельзя твердую пищу есть, вовремя можно мягкую пищу есть, не вовремя нельзя мягкую пищу есть, вовремя можно жидкую пищу есть, не вовремя нельзя жидкую пищу есть; вовремя можно питье пить, не вовремя нельзя питье пить". Начинает он думать: "Пока я жил в доме, я из твердой пищи что хотел то и ел, чего не хотел того и не ел, из мягкой пищи что хотел то и ел, чего не хотел того и не ел, из жидкой пищи что хотел то и ел, чего не хотел того и не ел; что хотел то и пил, чего не хотел того и не пил. Когда хотел твердую пищу, тогда и ел, когда не хотел твердую пищу, тогда и не ел, когда хотел мягкую пищу, тогда и ел, когда не хотел мягкую пищу, тогда и не ел, когда хотел жидкую пищу, тогда и ел, когда не хотел жидкую пищу, тогда и не ел, когда хотел пить, тогда и пил, когда не хотел пить, тогда не пил. Разрешенную твердую пищу ел, и не разрешенную твердую пищу ел, разрешенную мягкую пищу ел, и не разрешенную мягкую пищу ел, разрешенную жидкую пищу ел, и не разрешенную жидкую пищу ел, разрешенное пил, и не разрешенное пил. Верующие миряне подают мне днем, но не вовремя прекрасную твердую и мягкую еду, а эти мне, похоже, рот затыкают". Оставляет он ученичество и возвращается к худшему. Это, монахи, называется: испугался человек крокодилов, оставил ученичество и вернулся к худшему. Опасностью от крокодилов, монахи, называется чревоугодие.
Вот что такое опасность от водоворотов: уходит некий отпрыск (известного) рода, верующей семьи из дому в бездомность, принимает постриг (и думает): "Выбрался я из рождений, старости, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния; выбрался, одолеваемый тяготами, из тягот. Видится уже конец всему этому множеству тягот". И вот такой монах встает рано поутру, надевает верхнюю одежду, берет в руку миску и входит за подаянием в деревню или торжок, не оберегая тело, не оберегая речь, не поставив памятование, не обуздав органы чувств. Видит он там хозяина дома или сына хозяина дома, удовлетворяющего и тешащего все свои чувства пятью усладами. Начинает думать: "Пока я жил в доме, я ведь тоже удовлетворял и тешил все свои чувства пятью усладами. Есть наслаждение в мирской жизни; можно и наслаждаться, и творить благие дела". Оставляет он ученичество и возвращается к худшему. Это, монахи, называется: испугался человек водоворотов, оставил ученичество и вернулся к худшему. Опасностью от водоворотов, монахи, называется чувственные услады.
Вот что такое опасность от аллигаторов: уходит некий отпрыск (известного) рода, верующей семьи из дому в бездомность, принимает постриг (и думает): "Выбрался я из рождений, старости, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния; выбрался, одолеваемый тяготами, из тягот. Видится уже конец всему этому множеству тягот". И вот такой монах встает рано поутру, надевает верхнюю одежду, берет в руку миску и входит за подаянием в деревню или торжок, не оберегая тело, не оберегая речь, не поставив памятование, не обуздав органы чувств. Видит он там женщину, плохо прикрытую, полуодетую. От видения этой плохо прикрытой, полуодетой женщины страсть сотрясает его мысли, и он с мыслями, сотрясенными страстью, оставляет он ученичество и возвращается к худшему. Это, монахи, называется: испугался человек аллигаторов, оставил ученичество и вернулся к худшему. Опасностью от аллигаторов, монахи, называется женщина.
Таковы, о монахи, четыре опасности, которых следует остерегаться тому, кто последовал этому учению-наставлению, принял постриг и ушел из дому в бездомность".
Так сказал Бхагаван. Монахи восхищенно восприняли сказанное им.