Однажды Благословенный пребывал в Саваттхи, в роще за восточными воротами, во дворце матери Мигары¹, вместе с большой общиной монахов. Тем временем, – а тогда была Упосатха, пятнадцатый день месяца², – в ночь совершенного полнолуния Благословенный сидел на открытом воздухе, окруженный общиной монахов.

Ekaṃ samayaṃ bhagavā sāvatthiyaṃ viharati pubbārāme migāramātupāsāde mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṃ. Tena kho pana samayena bhagavā tadahuposathe pannarase puṇṇāya puṇṇamāya rattiyā bhikkhusaṅghaparivuto ajjhokāse nisinno hoti.

И вот, один монах, поднявшись со своего места, накинул на плечо верхнюю накидку, и почтительно сложив руки, обратился к Благословенному с такими словами:

Atha kho aññataro bhikkhu uṭṭhāyāsanā ekaṃsaṃ uttarāsaṅgaṃ karitvā yena bhagavā tenañjaliṃ paṇāmetvā bhagavantaṃ etadavoca –

– Досточтимый, если Благословенный согласится дать разъяснение по моим вопросам, я спрошу Благословенного о некоторых положениях.

‘‘puccheyyāhaṃ, bhante, bhagavantaṃ kiñcideva desaṃ, sace me bhagavā okāsaṃ karoti pañhassa veyyākaraṇāyā’’ti?

– Тогда, монах, садись на свое место и спрашивай, что пожелаешь.

‘‘Tena hi tvaṃ, bhikkhu, sake āsane nisīditvā puccha yadākaṅkhasī’’ti.

– Хорошо, досточтимый, – согласился с Благословенным монах, и сев на свое место, обратился к Благословенному:

‘‘Evaṃ, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato paṭissutvā sake āsane nisīditvā bhagavantaṃ etadavoca –

– Таковы ли, досточтимый, пять присваиваемых совокупностей, а именно: тело как присваиваемая совокупность, ощущение как присваиваемая, распознавание как присваиваемая совокупность, воления как присваиваемая совокупность, сознание как присваиваемая совокупность?

‘‘ime nu kho, bhante, pañcupādānakkhandhā, seyyathidaṃ – rūpupādānakkhandho, vedanupādānakkhandho, saññupādānakkhandho, saṅkhārupādānakkhandho, viññāṇupādānakkhandho’’ti.

– Именно таковы, монах, пять присваиваемых совокупностей, а именно: тело как присваиваемая совокупность, ощущение как присваиваемая, распознавание как присваиваемая совокупность, воления как присваиваемая совокупность, сознание как присваиваемая совокупность.

‘‘Ime kho pana, bhikkhu, pañcupādānakkhandhā; seyyathidaṃ – rūpupādānakkhandho…pe… viññāṇupādānakkhandho’’ti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– Эти пять присваиваемых совокупностей, досточтимый, что имеют своим корнем?

‘‘Ime kho pana, bhante, pañcupādānakkhandhā kiṃmūlakā’’ti?

– Эти пять присваиваемых совокупностей, монах, имеют своим корнем желание.

‘‘Ime kho, bhikkhu, pañcupādānakkhandhā chandamūlakā’’ti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– Досточтимый, одно ли и то же присвоение и пять присваиваемых совокупностей, или присвоение отлично от пяти присваиваемых совокупностей?

"Taññeva nu kho, bhante, upādānaṃ te pañcupādānakkhandhā udāhu aññatra pañcahi upādānakkhandhehi upādānanti?

– Монах, не одно и то же присвоение и пять присваиваемых совокупностей, и не отлично присвоение от пяти присваиваемых совокупностей, но какие бы ни были здесь³ желание и страсть, это и есть присвоение.

‘‘Na kho, bhikkhu, taññeva upādānaṃ te pañcupādānakkhandhā nāpi aññatra pañcahi upādānakkhandhehi upādānaṃ, api ca yo tattha chandarāgo taṃ tattha upādāna’’nti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– Досточтимый, может ли быть разнообразие желания и страсти по отношению к этим пяти присваиваемым совокупностям?

‘‘Siyā pana, bhante, pañcupādānakkhandhesu chandarāgavemattatā’’ti?

– Может, монах, – сказал Благословенный. – Вот, у кого-либо возникает такая мысль: «пусть в будущем у меня будет такое тело, пусть в будущем у меня будет такое ощущение, пусть в будущем у меня будет такое распознавание, пусть в будущем у меня будут такие воления, пусть в будущем у меня будет такое сознание». Вот так, монах, может быть разнообразие желания и страсти по отношению к этим пяти присваиваемым совокупностям.

‘‘Siyā, bhikkhū’’ti bhagavā avoca – ‘‘idha, bhikkhu, ekaccassa evaṃ hoti – ‘evaṃrūpo siyaṃ anāgatamaddhānaṃ, evaṃvedano siyaṃ anāgatamaddhānaṃ, evaṃsañño siyaṃ anāgatamaddhānaṃ, evaṃsaṅkhāro siyaṃ anāgatamaddhānaṃ, evaṃviññāṇo siyaṃ anāgatamaddhāna’nti. Evaṃ kho, bhikkhu, siyā pañcupādānakkhandhesu chandarāgavemattatā’’ti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– В каком же смысле, досточтимый, для совокупностей применяется обозначение «совокупность»?

‘‘Kittāvatā nu kho, bhante, khandhānaṃ khandhādhivacana’’nti?

– Монах, какое бы то ни было тело, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – это называется «тело как совокупность». Какое бы то ни было ощущение, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – это называется «ощущение как совокупность». Какое бы то ни было распознавание, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – это называется «распознавание как совокупность». Какие бы то ни было воления, – в прошлом, будущем или настоящем, собственные или посторонние, грубые или тонкие, низкие или возвышенные, далекие или близкие, – это называется «воления как совокупность». Какое бы то ни было сознание, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – это называется «сознание как совокупность». Вот в этом смысле, монах, для совокупностей применяется обозначение «совокупность».

‘‘Yaṃ kiñci, bhikkhu, rūpaṃ atītānāgatapaccuppannaṃ ajjhattaṃ vā bahiddhā vā oḷārikaṃ vā sukhumaṃ vā hīnaṃ vā paṇītaṃ vā yaṃ dūre santike vā, ayaṃ vuccati rūpakkhandho. Yā kāci vedanā… yā kāci saññā … ye keci saṅkhārā… yaṃ kiñci viññāṇaṃ atītānāgatapaccuppannaṃ ajjhattaṃ vā bahiddhā vā oḷārikaṃ vā sukhumaṃ vā hīnaṃ vā paṇītaṃ vā yaṃ dūre santike vā, ayaṃ vuccati viññāṇakkhandho. Ettāvatā kho, bhikkhu, khandhānaṃ khandhādhivacana’’nti.

– Досточтимый, какова же причина, какова предпосылка для описания тела как присваиваемой совокупности? Какова причина, какова предпосылка для описания ощущения как присваиваемой совокупности? Какова причина, какова предпосылка для описания распознавания как присваиваемой совокупности? Какова причина, какова предпосылка для описания волений как присваиваемой совокупности? Какова причина, какова предпосылка для описания сознания как присваиваемой совокупности?

‘‘Ko nu kho, bhante, hetu ko paccayo rūpakkhandhassa paññāpanāya; ko hetu ko paccayo vedanākkhandhassa paññāpanāya; ko hetu ko paccayo saññākkhandhassa paññāpanāya; ko hetu ko paccayo saṅkhārakkhandhassa paññāpanāya; ko hetu ko paccayo viññāṇakkhandhassa paññāpanāyā’’ti?

– Четыре стихии, монах, есть условие, четыре стихии есть предпосылка для описания тела как присваиваемой совокупности. Соприкосновение есть причина, соприкосновение есть предпосылка для описания ощущения как присваиваемой совокупности. Соприкосновение есть причина, соприкосновение есть предпосылка для описания распознавания как присваиваемой совокупности. Соприкосновение есть причина, соприкосновение есть предпосылка для описания волений как присваиваемой совокупности. Психическое вместе с телесным⁴ есть причина, психическое вместе с телесным есть предпосылка для описания сознания как присваиваемой совокупности.

‘‘Cattāro kho, bhikkhu, mahābhūtā hetu, cattāro mahābhūtā paccayo rūpakkhandhassa paññāpanāya. Phasso hetu phasso paccayo vedanākkhandhassa paññāpanāya. Phasso hetu phasso paccayo saññākkhandhassa paññāpanāya. Phasso hetu, phasso paccayo saṅkhārakkhandhassa paññāpanāya. Nāmarūpaṃ hetu, nāmarūpaṃ paccayo viññāṇakkhandhassa paññāpanāyā’’ti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– Каким же образом, досточтимый, бывает убежденность в самотождественности⁵?

‘‘Kathaṃ nu kho, bhante, sakkāyadiṭṭhi hotī’’ti?

– Вот, монах, необученный простолюдин, не знающий благородных, не ведающий учения благородных, не сведущий в учении благородных, не знающий достойных, не ведающий учения достойных, не сведущий в учении достойных, рассматривает тело в качестве себя, или себя, как обладающего телом, или тело, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в теле. Он рассматривает ощущение в качестве себя, или себя, как обладающего ощущением, или ощущение, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в чувстве. Он рассматривает распознавание в качестве себя, или себя, как обладающего распознаванием, или распознавание, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в распознавании. Он рассматривает воления в качестве себя, или себя, как обладающего волениями, или воления, как находящиеся в себе, или себя, как находящегося в волениях. Он рассматривает сознание в качестве себя, или себя, как обладающего сознанием, или сознание, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в сознании. Вот так, монах, бывает убежденность в самотождественности.

‘‘Idha, bhikkhu, assutavā puthujjano ariyānaṃ adassāvī ariyadhammassa akovido ariyadhamme avinīto, sappurisānaṃ adassāvī sappurisadhammassa akovido sappurisadhamme avinīto rūpaṃ attato samanupassati, rūpavantaṃ vā attānaṃ; attani vā rūpaṃ, rūpasmiṃ vā attānaṃ; vedanaṃ… saññaṃ… saṅkhāre… viññāṇaṃ… attato samanupassati, viññāṇavantaṃ vā attānaṃ; attani vā viññāṇaṃ, viññāṇasmiṃ vā attānaṃ. Evaṃ kho, bhikkhu, sakkāyadiṭṭhi hotī’’ti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– Каким же образом, досточтимый, не бывает убежденности в самотождественности?

‘‘Kathaṃ pana, bhante, sakkāyadiṭṭhi na hotī’’ti?

– Вот, монах, обученный ученик благородных, знающий благородных, ведающий учение благородных, сведущий в учении благородных, знающий достойных, ведающий учение достойных, сведущий в учении достойных, не рассматривает тело в качестве себя, или себя, как обладающего телом, или тело, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в теле. Он не рассматривает ощущение в качестве себя, или себя, как обладающего ощущением, или ощущение, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в чувстве. Он не рассматривает распознавание в качестве себя, или себя, как обладающего распознаванием, или распознавание, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в распознавании. Он не рассматривает воления в качестве себя, или себя, как обладающего волениями, или воления, как находящиеся в себе, или себя, как находящегося в волениях. Он не рассматривает сознание в качестве себя, или себя, как обладающего сознанием, или сознание, как находящееся в себе, или себя, как находящегося в сознании. Вот так, монах, не бывает убежденности в самотождественности.

‘‘Idha, bhikkhu, sutavā ariyasāvako ariyānaṃ dassāvī ariyadhammassa kovido ariyadhamme suvinīto, sappurisānaṃ dassāvī sappurisadhammassa kovido sappurisadhamme suvinīto na rūpaṃ attato samanupassati, na rūpavantaṃ vā attānaṃ; na attani vā rūpaṃ, na rūpasmiṃ vā attānaṃ; na vedanaṃ… na saññaṃ… na saṅkhāre… na viññāṇaṃ attato samanupassati, na viññāṇavantaṃ vā attānaṃ; na attani vā viññāṇaṃ, na viññāṇasmiṃ vā attānaṃ. Evaṃ kho, bhikkhu, sakkāyadiṭṭhi na hotī’’ti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– В чем же, досточтимый, состоит услада  тела, в чем его изъян, в чем избавление от него? В чем состоит услада  ощущения, в чем его изъян, в чем избавление от него? В чем состоит услада  распознавания, в чем его изъян, в чем избавление от него? В чем состоит услада  волений, в чем их изъян, в чем избавление от них? В чем состоит услада  сознания, в чем его изъян, в чем избавление от него?

‘‘Ko nu kho, bhante, rūpassa assādo, ko ādīnavo, kiṃ nissaraṇaṃ; ko vedanāya… ko saññāya… ko saṅkhārānaṃ… ko viññāṇassa assādo, ko ādīnavo, kiṃ nissaraṇa’’nti?

– Монах, ведь те счастье и удовлетворенность, которые возникают, обусловленные телом, – это услада  тела. Непостоянство и тягота, связанные с телом и то, что оно подвержено изменению, – это изъян  тела. Устранение желания и страсти к телу, оставление желания и страсти к телу, – это избавление от тела. Счастье и удовлетворенность, которые возникают, обусловленные ощущением, – это услада  ощущения. Непостоянство и тягота, связанные с ощущением и то, что оно подвержено изменению, – это изъян  ощущения. Устранение желания и страсти к ощущению, оставление желания и страсти к ощущению, – это избавление от ощущения. Счастье и удовлетворенность, которые возникают, обусловленные распознаванием, – это услада  распознавания. Непостоянство и тягота, связанные с распознаванием и то, что оно подвержено изменению, – это изъян  распознавания. Устранение желания и страсти к распознаванию, оставление желания и страсти к распознаванию, – это избавление от распознавания. Счастье и удовлетворенность, которые возникают, обусловленные волениями, – это услада  волений. Непостоянство и тягота, связанные с волениями и то, что они подвержены изменению, – это изъян  волений. Устранение желания и страсти к волениям, оставление желания и страсти к волениям, – это избавление от волений. Счастье и удовлетворенность, которые возникают, обусловленные сознанием, – это услада  сознания. Непостоянство и тягота, связанные с сознанием и то, что оно подвержено изменению, – это изъян  сознания. Устранение желания и страсти к сознанию, оставление желания и страсти к сознанию, – это избавление от сознания.

‘‘Yaṃ kho, bhikkhu, rūpaṃ paṭicca uppajjati sukhaṃ somanassaṃ – ayaṃ rūpassa assādo. Yaṃ rūpaṃ aniccaṃ dukkhaṃ vipariṇāmadhammaṃ – ayaṃ rūpassa ādīnavo. Yo rūpasmiṃ chandarāgavinayo chandarāgappahānaṃ – idaṃ rūpassa nissaraṇaṃ. Yaṃ vedanaṃ paṭicca… yaṃ saññaṃ paṭicca… ye saṅkhāre paṭicca… yaṃ viññāṇaṃ paṭicca uppajjati sukhaṃ somanassaṃ – ayaṃ viññāṇassa assādo. Yaṃ viññāṇaṃ aniccaṃ dukkhaṃ vipariṇāmadhammaṃ – ayaṃ viññāṇassa ādīnavo. Yo viññāṇasmiṃ chandarāgavinayo chandarāgappahānaṃ – idaṃ viññāṇassa nissaraṇa’’nti.

– Замечательно сказано, досточтимый, – возрадовался монах ответу Благословенного, и, удовлетворившись ответом, задал Благословенному следующий вопрос:

‘‘Sādhu, bhante’’ti kho so bhikkhu bhagavato bhāsitaṃ abhinanditvā anumoditvā bhagavantaṃ uttariṃ pañhaṃ apucchi –

– Досточтимый, у знающего как, у видящего как не бывает помышления «Я», «мое»⁶ и предрасположенности к самомнению в отношении этого тела⁷, наделенного сознанием, и в отношении всех представлений⁸ извне?

‘‘Kathaṃ nu kho, bhante, jānato, kathaṃ passato imasmiñca saviññāṇake kāye bahiddhā ca sabbanimittesu ahaṅkāramamaṅkāramānānusayā na hontī’’ti?

– Монах, какое бы то ни было тело⁹, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – любое тело он рассматривает так: «это не мое, я не являюсь этим, это не является мной», он видит его таким, какое оно есть на самом деле, в соответствии с истинной мудростью. Какое бы то ни было ощущение, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – любое ощущение он рассматривает так: «это не мое, я не являюсь этим, это не является мной», он видит его таким, какое оно есть на самом деле, в соответствии с истинной мудростью. Какое бы то ни было распознавание, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – любое распознавание он рассматривает так: «это не мое, я не являюсь этим, это не является мной», он видит его таким, какое оно есть на самом деле, в соответствии с истинной мудростью. Какие бы то ни было воления, – в прошлом, будущем или настоящем, собственные или посторонние, грубые или тонкие, низкие или возвышенные, далекие или близкие, – любые воления он рассматривает так: «это не мое, я не являюсь этим, это не является мной», он видит их такими, какими они есть на самом деле, в соответствии с истинной мудростью. Какое бы то ни было сознание, – в прошлом, будущем или настоящем, собственное или постороннее, грубое или тонкое, низкое или возвышенное, далекое или близкое, – любое сознание он рассматривает так: «это не мое, я не являюсь этим, это не является мной», он видит его таким, какое оно есть на самом деле, в соответствии с истинной мудростью. Монах, у знающего так, у видящего так не бывает помышления «Я», «мое» и предрасположенности к самомнению в отношении этого тела, наделенного сознанием, и в отношении всех представлений вовне.

‘‘Yaṃ kiñci, bhikkhu, rūpaṃ atītānāgatapaccuppannaṃ ajjhattaṃ vā bahiddhā vā oḷārikaṃ vā sukhumaṃ vā hīnaṃ vā paṇītaṃ vā yaṃ dūre santike vā, sabbaṃ rūpaṃ – ‘netaṃ mama, nesohamasmi, na meso attā’ti evametaṃ yathābhūtaṃ sammappaññāya passati. Yā kāci vedanā… yā kāci saññā… ye keci saṅkhārā… yaṃ kiñci viññāṇaṃ atītānāgatapaccuppannaṃ ajjhattaṃ vā bahiddhā vā oḷārikaṃ vā sukhumaṃ vā hīnaṃ vā paṇītaṃ vā yaṃ dūre santike vā, sabbaṃ viññāṇaṃ – ‘netaṃ mama, nesohamasmi, na meso attā’ti evametaṃ yathābhūtaṃ sammappaññāya passati. Evaṃ kho, bhikkhu, jānato evaṃ passato imasmiñca saviññāṇake kāye bahiddhā ca sabbanimittesu ahaṅkāramamaṅkāramānānusayā na hontī’’ti.

Тем временем у одного монаха возникло в уме такое рассуждение: «Так значит, тело не является мной, ощущение не является мной, распознавание не является мной, воления не являются мной, сознание не является мной. Какое же Я тогда затронут поступки, совершенные не мной¹⁰?»

Tena kho pana samayena aññatarassa bhikkhuno evaṃ cetaso parivitakko udapādi – ‘‘iti kira bho rūpaṃ anattā, vedanā… saññā… saṅkhārā… viññāṇaṃ anattā; anattakatāni kammāni kathamattānaṃ phusissantī’’ti.

И вот Благословенный, постигнув своей мыслью рассуждение в уме того монаха, обратился к монахам:

Atha kho bhagavā tassa bhikkhuno cetasā ceto parivitakkamaññāya bhikkhū āmantesi –

– Может ведь так быть, монахи, что какой-нибудь никчемный, глупый, невежественный человек, ум которого во власти жажды, подумает, что может превзойти наставление учителя [рассуждая]: «Так значит, тело не является мной, ощущение не является мной, распознавание не является мной, воления не являются мной, сознание не является мной. Какое же Я тогда затронут поступки, совершенные не мной?».

‘‘Ṭhānaṃ kho panetaṃ, bhikkhave, vijjati yaṃ idhekacco moghapuriso avidvā avijjāgato taṇhādhipateyyena cetasā satthusāsanaṃ atidhāvitabbaṃ maññeyya. Iti kira, bho, rūpaṃ anattā, vedanā… saññā… saṅkhārā… viññāṇaṃ anattā. Anattakatāni kammāni kathamattānaṃ phusissantīti?

– Монахи, ведь я много раз учил вас о разнообразных положениях с помощью встречных вопросов. Как вы считаете, монахи, тело постоянно или непостоянно?

‘‘Paṭipucchāvinītā kho me tumhe, bhikkhave, tatra tatra tesu tesu dhammesu.

Taṃ kiṃ maññatha, bhikkhave, rūpaṃ niccaṃ vā aniccaṃ vā’’ti?

– Непостоянно, досточтимый.

‘‘Aniccaṃ, bhante’’.

– Ощущение… распознавание… воления… сознание постоянно или непостоянно?

‘‘Vedanā… saññā… saṅkhārā… viññāṇaṃ niccaṃ vā aniccaṃ vā’’ti?

– Непостоянно, досточтимый.

‘‘Aniccaṃ, bhante’’.

– А что непостоянно, то тягостно или приятно?

‘‘Yaṃ panāniccaṃ dukkhaṃ vā taṃ sukhaṃ vā’’ti?

– Тягостно, досточтимый.

‘‘Dukkhaṃ, bhante’’.

– А что непостоянно, тягостно, подвержено изменению, здраво ли будет считать об этом: «это мое, я являюсь этим, это является мной»?

‘‘Yaṃ panāniccaṃ dukkhaṃ vipariṇāmadhammaṃ, kallaṃ nu taṃ samanupassituṃ – ‘etaṃ mama, esohamasmi, eso me attā’’’ti?

– Конечно, нет, досточтимый.

‘‘No hetaṃ, bhante’’.

– Поэтому, монахи, видящий так обученный ученик благородных пресыщается телом, пресыщается ощущением, пресыщается распознаванием, пресыщается волениями, пресыщается сознанием. От пресыщения он становится бесстрастным, от бесстрастия он достигает освобождения, в освободившемся возникает знание, что он освободился. Он познает: «Прекращено рождение, исполнена праведная жизнь, сделано то, что надлежит сделать, больше не последует здешнее существование».

‘‘Tasmātiha, bhikkhave, evaṃ passaṃ, sutavā ariyasāvako rūpasmimpi nibbindati, vedanāyapi nibbindati, saññāyapi nibbindati, saṅkhāresupi nibbindati, viññāṇasmimpi nibbindati. Nibbindaṃ virajjati; virāgā vimuccati. Vimuttasmiṃ vimuttamiti ñāṇaṃ hoti. ‘Khīṇā jāti, vusitaṃ brahmacariyaṃ, kataṃ karaṇīyaṃ, nāparaṃ itthattāyā’ti pajānātī’’ti.

Таковы десять вопросов, заданные монахом:
Два о совокупностях, одно ли и то же, может ли быть, обозначение и причина,

Два о самотождественности, об усладе и о наделенном сознанием.

‘‘Dve khandhā taññeva siyaṃ, adhivacanañca hetunā;

Sakkāyena duve vuttā, assādaviññāṇakena ca;

Ete dasavidhā vuttā, hoti bhikkhu pucchāyā’’ti.