– О монахи, необученный простолюдин испытывает ощущения счастья, испытывает ощущения страдания, испытывает (неопределенные) ощущения ни страдания, ни счастья. И обученный ученик Благородных испытывает ощущения счастья, испытывает ощущения страдания, испытывает (неопределенные) ощущения ни страдания, ни счастья.

‘‘Assutavā, bhikkhave, puthujjano sukhampi vedanaṃ vedayati, dukkhampi vedanaṃ vedayati, adukkhamasukhampi vedanaṃ vedayati. Sutavā, bhikkhave, ariyasāvako sukhampi vedanaṃ vedayati, dukkhampi vedanaṃ vedayati, adukkhamasukhampi vedanaṃ vedayati.

В таком случае в чем же, монахи, отличие, в чем же разница, в чем же разнородность между обученным учеником Благородных и необученным простолюдином?

Tatra, bhikkhave, ko viseso ko adhippayāso kiṃ nānākaraṇaṃ sutavato ariyasāvakassa assutavatā puthujjanenā’’ti?

– Для нас, господин, учение имеет корень в Благословенном, имеет Благословенного своим водителем и прибежищем. Хорошо будет, господин, если Благословенный разъяснит смысл сказанного. Услышав слова Благословенного, монахи сохранят их в своем сердце.

‘Bhagavaṃmūlakā no, bhante, dhammā bhagavaṃnettikā bhagavaṃpaṭisaraṇā. Sādhu vata, bhante, bhagavantaṃyeva paṭibhātu etassa bhāsitassa attho. Bhagavato sutvā bhikkhū dhāressantī’’ti.

– Тогда, монахи, слушайте внимательно, я буду говорить.

‘‘Tena hi, bhikkhave, suṇātha, sādhukaṃ manasi karotha; bhāsissāmī’’ti.

– Хорошо, досточтимый, - ответили монахи.

‘‘Evaṃ, bhante’’ti kho te bhikkhū bhagavato paccassosuṃ.

Благословенный произнес:

Bhagavā etadavoca –

— Необученный простолюдин, испытывая ощущение страдания, печалится, изнуряется, стенает, хлопает себя ладонью по груди, кричит, впадает в безрассудство. Он испытывает два ощущения — телесное и умственное. Подобно тому, монахи, как человека, пронзенного стрелой, поразили бы тут же еще одной стрелой, и он испытывал бы ощущения от двух стрел, — аналогично и необученный простолюдин, испытывая ощущение страдания, печалится, изнуряется, стенает, хлопает себя ладонью по груди, кричит, впадает в безрассудство, и испытывает при этом два ощущения — телесное и умственное. Ведь, испытывая ощущение страдания, он испытывает раздражение. Как раз в том, кто испытывает раздражение по поводу ощущения страдания, и залегает предрасположенность к раздражению по отношению к ощущениям страдания.

‘‘assutavā, bhikkhave, puthujjano dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno socati kilamati paridevati urattāḷiṃ kandati sammohaṃ āpajjati. So dve vedanā vedayati – kāyikañca, cetasikañca. Seyyathāpi, bhikkhave, purisaṃ sallena vijjheyya. Tamenaṃ dutiyena sallena anuvedhaṃ vijjheyya. Evañhi so, bhikkhave, puriso dvisallena vedanaṃ vedayati. Evameva kho, bhikkhave, assutavā puthujjano dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno socati kilamati paridevati urattāḷiṃ kandati sammohaṃ āpajjati. So dve vedanā vedayati – kāyikañca, cetasikañca. Tassāyeva kho pana dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno paṭighavā hoti. Tamenaṃ dukkhāya vedanāya paṭighavantaṃ, yo dukkhāya vedanāya paṭighānusayo, so anuseti.

Испытывая ощущение страдания, он находит удовольствие в чувственном наслаждении. В чем тут причина? Дело в том, монахи, что необученный простолюдин не распознает иного средства избавления от ощущения страдания, помимо чувственного наслаждения. В нем, находящем удовольствие в чувственном наслаждении, залегает предрасположенность к страсти по отношению к ощущениям счастья.

So dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno kāmasukhaṃ abhinandati. Taṃ kissa hetu? Na hi so, bhikkhave, pajānāti assutavā puthujjano aññatra kāmasukhā dukkhāya vedanāya nissaraṇaṃ, tassa kāmasukhañca abhinandato, yo sukhāya vedanāya rāgānusayo, so anuseti.

Он не распознает так, как есть, возникновения, прекращения, услады, недостатков этих чувств, и средства избавления от них.¹ В нем, не распознающем так, как есть, возникновения, прекращения, услады, недостатков этих чувств, и средства избавления от них, залегает предрасположенность к неведению по отношению к (неопределенным) ощущениям ни страдания, ни счастья.

So tāsaṃ vedanānaṃ samudayañca atthaṅgamañca assādañca ādīnavañca nissaraṇañca yathābhūtaṃ nappajānāti. Tassa tāsaṃ vedanānaṃ samudayañca atthaṅgamañca assādañca ādīnavañca nissaraṇañca yathābhūtaṃ appajānato, yo adukkhamasukhāya vedanāya avijjānusayo, so anuseti.

Испытывая ощущение счастья, он испытывает его вовлеченно. Испытывая ощущение страдания, он испытывает его вовлеченно. Испытывая (неопределенное) ощущение ни страдания, ни счастья, он испытывает его вовлеченно. Вот о ком, монахи, говорится: "Необученный простолюдин вовлечен в рождение, старение, смерть, печаль, стенание, страдание, уныние и беспокойство". Он вовлечен в страдание, так я говорю.

So sukhañce vedanaṃ vedayati, saññutto naṃ vedayati. Dukkhañce vedanaṃ vedayati, saññutto naṃ vedayati. Adukkhamasukhañce vedanaṃ vedayati, saññutto naṃ vedayati. Ayaṃ vuccati, bhikkhave, ‘assutavā puthujjano saññutto jātiyā jarāya maraṇena sokehi paridevehi dukkhehi domanassehi upāyāsehi, saññutto dukkhasmā’ti vadāmi.

— А обученный ученик Благородных, испытывая ощущение страдания, не печалится, не изнуряется, не стенает, не хлопает себя ладонью по груди, не кричит, не впадает в безрассудство. Он испытывает одно ощущение — телесное, без умственного. Подобно тому, монахи, как человека, пронзенного стрелой, не поразили бы тут же еще одной стрелой, и он испытывал бы ощущение только от одной стрелы, — аналогично и обученный ученик Благородных, ощущая ощущение страдания, не печалится, не изнуряется, не стенает, не хлопает себя ладонью по груди, не кричит, не впадает в безрассудство, и испытывает при этом одно ощущение — телесное, без умственного. Ведь, ощущая ощущение страдания, он не испытывает раздражения. Как раз в том, кто не испытывает раздражение по поводу ощущения страдания, и не залегает предрасположенность к раздражению по отношению к ощущениям страдания.

‘‘Sutavā ca kho, bhikkhave, ariyasāvako dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno na socati, na kilamati, na paridevati, na urattāḷiṃ kandati, na sammohaṃ āpajjati. So ekaṃ vedanaṃ vedayati – kāyikaṃ, na cetasikaṃ. Seyyathāpi, bhikkhave, purisaṃ sallena vijjheyya. Tamenaṃ dutiyena sallena anuvedhaṃ na vijjheyya. Evañhi so, bhikkhave, puriso ekasallena vedanaṃ vedayati. Evameva kho, bhikkhave, sutavā ariyasāvako dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno na socati, na kilamati, na paridevati, na urattāḷiṃ kandati, na sammohaṃ āpajjati. So ekaṃ vedanaṃ vedayati – kāyikaṃ, na cetasikaṃ. Tassāyeva kho pana dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno paṭighavā na hoti. Tamenaṃ dukkhāya vedanāya appaṭighavantaṃ, yo dukkhāya vedanāya paṭighānusayo, so nānuseti.

Испытывая ощущение страдания, он не находит удовольствия в чувственном наслаждении. В чем тут причина? Дело в том, монахи, что обученный ученик Благородных распознает иное средство избавления от ощущения страдания, помимо чувственного наслаждения. В нем, не находящем удовольствия в чувственном наслаждении, не залегает предрасположенность к страсти по отношению к ощущениям счастья.

‘‘So dukkhāya vedanāya phuṭṭho samāno kāmasukhaṃ nābhinandati. Taṃ kissa hetu? Pajānāti hi so, bhikkhave, sutavā ariyasāvako aññatra kāmasukhā dukkhāya vedanāya nissaraṇaṃ. Tassa kāmasukhaṃ nābhinandato yo sukhāya vedanāya rāgānusayo, so nānuseti.

Он распознает так, как есть, возникновение, прекращение, усладу, недостатки этих чувств, и средство избавления от них. В нем, распознающем так, как есть, возникновение, прекращение, усладу, недостатки этих чувств, и средство избавления от них, не залегает предрасположенность к неведению по отношению к (неопределенным) ощущениям ни страдания, ни счастья.

So tāsaṃ vedanānaṃ samudayañca atthaṅgamañca assādañca ādīnavaṃ ca nissaraṇañca yathābhūtaṃ pajānāti. Tassa tāsaṃ vedanānaṃ samudayañca atthaṅgamañca assādañca ādīnavañca nissaraṇañca yathābhūtaṃ pajānato, yo adukkhamasukhāya vedanāya avijjānusayo, so nānuseti.

Испытывая ощущение счастья, он испытывает его невовлеченно. Испытывая ощущение страдания, он испытывает его невовлеченно. Испытывая (неопределенное) ощущение ни страдания, ни счастья, он испытывает его невовлеченно. Вот о ком, монахи, говорится: "Обученный ученик Благородных не вовлечен в рождение, старение, смерть, печаль, стенание, страдание, уныние и беспокойство". Он не вовлечен в страдание, так я говорю.

So sukhañce vedanaṃ vedayati, visaññutto naṃ vedayati. Dukkhañce vedanaṃ vedayati, visaññutto naṃ vedayati. Adukkhamasukhañce vedanaṃ vedayati, visaññutto naṃ vedayati. Ayaṃ vuccati, bhikkhave, ‘sutavā ariyasāvako visaññutto jātiyā jarāya maraṇena sokehi paridevehi dukkhehi domanassehi upāyāsehi, visaññutto dukkhasmā’ti vadāmi.

Вот в чем, монахи, отличие, вот в чем разница, вот в чем разнородность между обученным учеником Благородных и необученным простолюдином.

Ayaṃ kho, bhikkhave, viseso, ayaṃ adhippayāso, idaṃ nānākaraṇaṃ sutavato ariyasāvakassa assutavatā puthujjanenā’’ti.

Тот, кто хорошо обучен, не испытывает,

Умудрённый, (умственных) ощущений счастья и несчастья;

Таким умелым поведением и отличается заметно

Мудрый от простолюдина.

‘‘Na vedanaṃ vedayati sapañño,

Sukhampi dukkhampi bahussutopi;

Ayañca dhīrassa puthujjanena,

Mahā viseso kusalassa hoti.

У хорошо разбирающегося в конструированных явлениях,

Видящего как есть этот мир и последующий,

Проявления желанного не беспокоят сердце,

И к нежеланному у него нет раздражения.

‘‘Saṅkhātadhammassa bahussutassa,

Vipassato lokamimaṃ parañca;

Iṭṭhassa dhammā na mathenti cittaṃ,

Aniṭṭhato no paṭighātameti.

Одобрение и неодобрение у него исчезли,

Исчерпались, развеяны, нет их больше.

Постигший беспорочное и беспечальное состояние,

В совершенстве распознает явления

Преодолевший дальнейшее бывание.²

‘‘Tassānurodhā athavā virodhā,

Vidhūpitā atthagatā na santi;

Padañca ñatvā virajaṃ asokaṃ,

Sammā pajānāti bhavassa pāragū’’ti.