Учительные строфы Будды Шакьямуни
(Дхаммапада)

Перевод А. В. Парибка

©2010

Оглавление

Предисловие переводчика

В этот текст, более знакомый русским читателям под своим непереведенным палийским заглавием, то есть как «Дхаммапада», заглядывал, несомненно, всякий, заинтересовавшийся учением Будды. На русском языке существовала до сих пор единственная его версия, выполненная В. Н. Топоровым около сорока лет назад и недавно вновь переизданная. Современники говорят, что она стала поистине крупным событием культурной жизни в краткую эпоху хрущёвской оттепели, получилась же удачным стечением обстоятельств и благодаря умным и точным социальным действиям нескольких людей, не в последнюю очередь – тогдашнего цейлонского посла в Москве Малаласекеры и Ю. Н. Рериха. Но, тем не менее, этот перевод единственен, а если учесть, что на английском языке число переводов этого текста перевалило давно за два десятка, то, обосновывать право нового варианта на существование и нет нужды. Первые строфы из «Дхаммапады» я перевёл больше пятнадцати лет тому назад; с тех пор работа продвигалась неспешно, от раза к разу. Не будучи поэтом, я понимал, что неразумно было бы её форсировать. Теперь готово уже три четверти всего текста, публикуются же только полностью завершённые главы, хотя многие более яркие строфы при этом остались в столе. Установка предлагаемой версии – перевод точный и поэтический.

В. Н. Топоров в предисловии к своему переводу убедительно говорил о поэтических достоинствах этого текста, но предложил прозаическое и местами даже прозаичное его переложение. Знатоки пали нередко сомневаются в принадлежности «Дхаммапады» к поэзии, демонстрируя тем самым отсутствие культурно-исторического чутья и нерастождествлённость с воспитанием в своей среде. С индийской точки зрения, это была, конечно, поэзия, но – духовная и нередко менее изощрённая в своих средствах, чем светская. Существенно, что духовное, или, точнее говоря, йогическое, предназначение этих строф часто проясняется только благодаря постижению их поэтической формы, которая является способом донесения духовного опыта и заражения им. Поразительно, что сама буддийская традиция – как я могу судить, и палийская, и тибетская – спустя несколько столетий после жизни Бхагавана Шакьямуни накрепко оглохла к поэтическому звучанию и толкует в своих комментариях всё, что угодно, любые пустяки, но только не образность и не поэтический смысл. Из-за этого иной раз комментаторы вымучивают заведомо превратные, с точки зрения любого непредвзятого и чуткого читателя, толкования.

Надеюсь, что публикуемая часть текста даст представление о нём как об явлении и средстве и культуры, и духовной традиции. А когда перевод будет закончен и настанет пора готовить полное издание, придется обсудить в комментариях взаимодействие в строфах Будды Шакьямуни поэтического и йогического аспектов. Пока же примечания сведены к минимуму и должны способствовать лишь общей понятности.

I. Строфы-близнецы

Ум дхармы за собой ведёт,

Ум – их глава и материал.

Когда с распущенным умом

Мы действуем и говорим,

То, как колеса за волом,

Вслед нам несчастие идёт.


Внимание – зачин всему,

Глава и материал всего.

Когда с вниманием дурным

Мы действуем и говорим,

То, как колеса за волом,

Вслед нам несчастие идёт.


Ум дхармы за собой ведёт, [1]

Ум – их глава и материал.

Когда с очищенным умом

Мы действуем и говорим,

То неотступное, как тень,

За нами счастие идёт.


Внимание – зачин всему,

Глава и материал всего.

Когда с вниманием благим

Мы действуем и говорим,

То неотступное, как тень,

За нами счастие идёт.


«Он меня побил, охаял,

Одолел и обездолил», –

Раз связавшись с этой мыслью,

Не расстанешься с враждою.


«Он меня побил, охаял,

Одолел и обездолил», –

Развязавшись с этой мыслью,

Ты расстанешься с враждою.


Никогда не удаётся

Замирить вражду враждою,

Удаётся – невраждою,

И предвечна эта правда. [2]


Многие не осознали,

Как мы здесь гнетём друг друга,

Те, кто это осознали,

Отвратились от вражды.


Тот, кто ловится прекрасным

И подвластен впечатленьям,

А в еде не знает меры,

Сам же – вял и нерадив, –

Словно чахлый кустик бурей,

Будет Марой сокрушён.


Кто не ловится прекрасным,

Не подвластен впечатленьям

И в еде кто знает меру,

Полон веры и радив, –

Как скала во время бури,

Против Мары устоит.


Тот, кто в монашеском обличии

Изобличается в постыдном, –

Неистинно самообуздан

И не достоин облачения.


Кто чист перед изобличением

И в добродетель облачён, –

Тот истинно самообуздан

И будет облечён по праву.


Кому в неглавном мнится главное,

Кто в главном видит лишь неглавное, –

Тот не возвысится до главного,

И тщетны все его намеренья.


Кто понял главное как главное,

Неглавное же – как неглавное, –

Вот кто возвысится до главного,

Ведь истовы его намеренья.


Как дождь проникает в жилище

Сквозь ненадёжную кровлю,

Так страсть проникает в сознание,

Если его не развить.


Как сквозь надёжную кровлю

Дождь не проникает в жилище,

Так, если сознание развито,

Страсть не проникает в него.


Здесь печален он и после смерти:

В двух мирах печален зла содетель.

Он печалится и безутешен,

Прозирая мерзость своих дел.


Здесь доволен он и после смерти:

В двух мирах доволен добродей.

Радуется он и предоволен,

Прозирая благость своих дел.


Здесь казнится он и после смерти:

В двух мирах казнится зла содетель.

Здесь казнится, осознав злодейство,

А того сильнее – в злом уделе.


Здесь ликует он и после смерти:

В двух мирах ликует добродей.

Здесь ликует, зная о заслуге,

А того сильней – в благом уделе.


Слова о Сути произносит часто

Беспечный муж, да не по ним живёт.

Он, как пастух, чужих коров считает.

К подвижничеству не причастен он.


Пусть слов о Сути произносит мало,

Но тот, кто жизнью воплощает дхарму, –

Отринет злобу, страсть и морок,

До мудрого воззрения возвысится,

Освободит сознание от тяги

И к видимому, и к иному миру, –

К подвижничеству будет приобщён.

II. Небеспечность

Небеспечность – путь бессмертия,

Беспечность – путь, ведущий к смерти.

Не умирают небеспечные.

Беспечные, считай, мертвы.


Небеспечности достоинства

Видят умные отчётливо;

Беспечально-небеспечные

Рады ариям последовать.

В созерцании упорные,

Стойко преданные подвигу,

Обретут унятье [3] мудрые

Несравненное, надёжное.


Кто памятует и исполнен рвения,

Делами чист, живёт по дхарме, сдержан,

Кто осмотрителен и не беспечен, –

Тот добрую стяжает славу.


Старательно и небеспечливо

Смиреньем, самообузданием

Мудрец пусть остров [4] сотворит себе,

Для паводков недосягаемый.


Предаются беспечности

Безрассудные, глупые.

Стерегут, как сокровище,

Небеспечливость умные.


Откажитесь от беспечности,

Чувств утехам не потворствуйте.

Небеспечный в созерцании

Счастье обретёт великое.


Когда умный прочь прогонит

Небеспечностью беспечность,

В мудрости чертог поднявшись,

Он, бесскорбный, вниз посмотрит

На печалящийся люд,

Как взошедший на вершину

Смотрит на народ равнины,

А мудрец – на дураков.


Небеспечный муж беспечных,

Бодрствующий среди сонных.

Вырвется вперёд разумный,

Как рысак, одра обгонит.


Магхаван [5] небеспечностью

Стал царём небожителей.

Небеспечливость славится,

Но презренна беспечность.


Монах, небеспечности преданный,

Беспечность считает опасной.

Он, словно пожар, все преграды [6]

Сжигает и дальше идёт.


Монах, небеспечности преданный,

Беспечность считает опасной.

Успехи его неизменны,

Ведь он уже близок к унятию.

III. Сознание

Затейливое, прихотливое,

Неуправляемое, взбалмошное

Разумный выправит сознание,

Как мастер выправит стрелу.


Как рыба, что на берег брошена,

Разлучена с родной обителью, –

Так бьётся и дрожит сознание,

Чтоб вырваться из царства Мары. [7]


Неудержимое и вёрткое,

Бредущее, куда захочется,

Сознание должно быть смирено.

Смирённое – приводит к счастью.


Неисследимое, тончайшее,

Бредущее, куда захочется,

Мудрец пусть охранит сознание.

Хранимое – приводит к счастью.


Блуждающее, одинокое,

Бесплотное и потаённое

Кто сможет усмирить сознание, –

Тот узы Мары разорвёт.


С неустойчивым сознанием,

Истой дхарме не внимающим,

С замутняющейся верою –

Мудрости не преисполнишься.


Для невязкого сознания,

Безучастного к желаниям,

Зло и благо превзошедшего,

Бдительного, – нет опасности.


Хрупкому сосуду тело уподобив,

Преврати сознание в укреплённый город,

Мару порази в бою мудрости оружием;

Сбереги победу, но не привяжись к ней.


Это тело изношенное

Скоро, духом покинуто,

Будет на землю брошено,

Как полено никчёмное.


Того ни враг врагу не сделает,

Ни ненавистник ненавистнику,

Что может сотворить сознание,

К превратной цели устремлённое.


Ни благодетели, ни родичи,

Ни мать с отцом того не сделают,

Что достижимо для сознания,

К прекрасной цели устремлённого.

IV. Цветы

Кто одолеет эту землю

И Ямы мир с его богами?

Кто из прекрасных строф о дхарме,

Как из цветов, сплетёт венок?


Ведомый [8] одолеет землю

И Ямы мир с его богами,

Он из прекрасных строф о дхарме,

Как из цветов, сплетёт венок.


Мареву и пене [9] тело уподобив,

Ясно усмотри в нём видимость, не больше;

Стрелам Мары, как цветам, обломи их стебли, –

И незримым станешь для владыки смерти.


Кто от цветка спешит к цветку,

Кто к ним привязан всей душой, –

Того захватит смерть врасплох,

Как паводок в ночи – село.


Кто от цветка спешит к цветку,

Кто к ним привязан всей душой

И чувственно неутолим, –

Не устоит перед концом.


Как с цветов пчела уносит

Их нектар, не повреждая

Ни красы, ни аромата, –

Так монах пусть к людям ходит.


Не считай чужих проступков,

Не раздумывай о них,

Самого себя исследуй:

Что ты сделал, а что – нет.


Ярко сказанные речи,

Коль не следовать им в жизни,

Безуханному подобны,

Пусть и сочному, цветку.


Ярко сказанные речи,

Коли следовать им в жизни,

Своей свежестью подобны

Благовонному цветку.


Как цветочный пёстрый ворох

Можно превратить в гирлянду,

Так рождённый в мире смертных

Должен сделать много блага.


Лишь ветер в стороны разносит

Цветочное благоуханье

И благовоние сандала.

Зато само, без дуновенья,

Распространяется повсюду

Благоуханье добрых нравов.


Что благовоние сандала?

Что аромат расцветших лилий?

Их ароматов много тоньше

Благоуханье чистых нравов.


Куренья благовонных палочек

Растают в воздухе, нестойкие.

А добрых нравов благовоние

Возносится до небожителей.


Кто в обетах безупречен,

Небеспечен неизменно,

Истой мудростью свободен, –

Мара тех тропы не сыщет.


Как порой на куче мусора,

Сваленного у обочины,

Ты цветок завидишь лотоса –

Яркий и благоухающий, –

Так в толпе, подобной мусору,

Меж незрячих обывателей

Ярко блещет своей мудростью

Слушатель Всепробужденного.

V. Дураки

Ночь длинна, когда не спится,

Долог путь, когда устанешь.

Долго кружатся в рожденьях

Дураки, глухие к дхарме.


Коли не найдёшь ты спутника,

Равного себе иль лучшего,

Странствуй в стойком одиночестве:

С дураком не выйдет дружества.


Гложут дурака заботы

своём" – добре, потомстве...

Право, он ведь сам не свой.

Чьё ж потомство, чьё добро?


Зная глупость за собою,

И дурак умён отчасти.

А умом кичиться станет –

Будет истинно дурак.


Всю жизнь свою при мудреце

Дурак провёл – и то напрасно.

Вкус дхармы он воспринял так же,

Как поварёшка – вкус еды.


Лишь полчаса при мудреце

Провёл разумный, но недаром.

Он так же дхармы вкус воспринял,

Как вкус еды на языке.


Дураки, дурные головы,

Как враги, к себе относятся.

Скверные творят деяния,

Пожиная горький плод.


Нехорошее то дело,

О котором пожалеешь,

И в слезах, стеная тяжко,

Пожинаешь этот плод.

А хорошее то дело,

О котором не жалеешь,

В радости и с восхищеньем

Пожиная его плод.


Мнится зло медвяно-сладким

Дураку, пока незрело.

Но когда оно созреет,

Глупый в муки окунётся.


С кончика травинки куша [10]

Месяцами ест дурак,

А не стоит пол-осьмушки

Тех, кто дхарму осознал.


И молоко не вдруг свернётся,

И зло не вдруг к глупцу вернётся, [11]

Но своего дождётся срока,

Таясь, как угли, под золою.


Известность, право, не на пользу

Порой приходит к дураку.

Его благая часть хиреет,

И кругом голова идёт:

Не заслужив того, он хочет

Главенствовать среди монахов,

Жилищами распоряжаться,

У посторонних быть в чести:

«Пускай монахи и миряне

Мои заслуги признают

И все зависят от меня

Во всяком деле, даже малом», –

Так замыслы дурак питает,

Плодит гордыню и алчбу.

Но к выгоде – одна дорога,

К унятию ведёт другая.

Увидевшему это ясно

Монаху, слушателю Будды,

Не к почестям стремиться стоит,

Но возлюбить уединенье.

VIII. Тысячи

Скажи хоть тысячу речей,

Что полны беспредметных слов, –

А лучше слово об одном,

Когда оно покой несёт.


Скажи хоть тысячу речей,

Что полны беспредметных слов, –

Прекраснее одна строфа,

Когда она покой несёт.


Произнеси хоть сотню строф,

Что полны беспредметных слов, –

Прекраснее единый стих

О дхарме, что покой несёт.


Не – взявший верх в сражении

Над тысячей противников,

Но тот, кто победил себя,

Стал высшим победителем.


Победы над другими лучше

Победа над самим собою

Самообузданного мужа,

Что неизменно собран духом.

Ни небожитель, на гандхарва,

Ни Мара, ни Великий Брахма

Победы отобрать не смогут

У победителя такого.


Чем жертвовать столетия,

Да что ни месяц – тысячу,

Почтите на единый миг

Развившего вполне свой дух.

Ведь этот миг весомей жертв,

За целый век принесённых.


Чем жертвенный костёр в лесу

Блюсти прилежно сотню лет,

Почтите на единый миг

Вполне развившего свой дух.

Ведь этот миг весомей жертв,

За целый век принесённых.


У почитающего зрелых,

Всегда приветливого нравом

Четыре дхармы возрастают:

Краса, век, счастие и сила.


Чем целый век впустую жить

Безнравственно, рассеянно,

Блаженнее прожить хоть день,

Да нравственно и собранно.


Чем целый век впустую жить

Бездумно и рассеянно,

Блаженнее прожить хоть день

Осмысленно и собранно.


Чем целый век впустую жить

Лениво, нерачительно,

Блаженнее прожить хоть день

Рачительно, с усердием.


Чем целый век впустую жить

Слепым к превратности вещей,

Блаженнее прожить хоть день,

Прозрев к превратности вещей.


Чем целый век впустую жить

Слепым к стезе бессмертия,

Блаженнее прожить хоть день,

Узрев стезю бессмертия.


Чем целый век впустую жить

Слепым для высшей дхармы,

Блаженнее прожить хоть день,

Прозрев для высшей дхармы.

IX. Дурное

Старайтесь совершать благое,

От злого отвращайте мысли:

Ничем хорошим не занявшись,

Потянется к дурному ум.


Единожды свершив дурное,

Его не умножайте снова,

Намеренья на нём не стройте,

Ведь тяжко накопленье зла.


Единожды свершив благое,

Его же умножайте снова,

Намеренья на нём постройте.

Блаженно умножать добро.


Добро до срока видит злой:

Покуда зло его незрело.

Когда же зло его созреет,

Увидит злой одно лишь зло.


И добрый видит зло до срока,

Пока добро его незрело.

Зато, когда добро созреет,

Увидит добрый лишь добро.


Неверно думать: «Хоть поступок дурен,

Ничтожен он и минет без следа».

Как бочка наполняется по капле,

Так глупый понемногу копит зло,

Пока оно его не переполнит.


Неверно думать: «Хоть хорош поступок,

Ничтожен он и минет без следа».

Как бочка наполняется по капле,

Так мудрый понемногу копит благо

И переполнится им наконец.


Как купец с тугой мошною,

Чья охрана не надёжна,

Троп опасных сторонится;

Как отравы избегает

Дорожащий своей жизнью, –

Так же сторонись дурного.


Ладони непораненной

От яда нет опасности.

Нет раны, – и безвреден яд.

Кто сам не зол, – не встретит зла.


К безумцу в злобе на беззлобного,

Безвинного и безупречного

Его же зло вернётся, словно

На ветер брошенная пыль.


В утробах вновь родятся многие.

Злодей в кромешную низвергнется.

На небо вознесётся праведник.

Бесстрастный обретёт унятие. [12]


Ни в поднебесье, ни в морской пучине,

Ни среди гор, в расщелине скалистой, –

Ты в целом мире не отыщешь места,

Чтоб схорониться от дурных деяний.


Ни в поднебесье, ни в морской пучине,

Ни среди гор, в расщелине скалистой, –

Нигде ты в мире спрятаться не сможешь

От смерти, что везде тебя отыщет.


Наказанья боятся все.

Перед смертью трепещут все.

От других ты неотличим.

Не убий, не вели убить.


Наказанья боятся все.

Дорожат своей жизнью все.

От других ты неотличим.

Не убий, не вели убить.


Кто, своего взыскуя счастья,

Других терзает наказаньем –

А счастье всем живым желанно, –

Не обретет в посмертье счастья.


Кто, своего взыскуя счастья,

Других не мучит наказаньем –

Ведь счастье всем живым желанно, –

Тот обретёт в посмертье счастье.


Слова грубого не вымолви –

А не то столкнёшься с грубостью.

Тяжко слушать речь сварливую,

Сам же за неё поплатишься.


Если внутренне металлом ты

На удар не отзываешься,

Значит, ты достиг унятия,

Больше нет в тебе сварливости.


Как гонит палкою пастух

Коров на пастбище из хлева,

Так смерть и старость – царь с министром –

Прочь гонят подданных из жизни.


Карающего неповинных,

Злобесного против беззлобных

Настигнет очень скоро в мире

Из десяти одна беда:

Острая боль, несчастный случай

Иль тяжкое увечье тела,

А то – недуг неизлечимый

Иль повреждение ума,

От царской власти притесненье

И обвинение в злодействе.

Быть может, он лишится ближних,

Утратит всё своё именье,

Дома его пожар спалит.

С распадом тела скудоумный

Злочинец попадает в ад.


Пусть ходишь ты нагим, на голове колтун,

Не моешься, моришь себя постами,

Спишь на сырой земле и грязью весь зарос,

Или сидишь на корточках недвижно, –

Ничто тебя, о смертный, не очистит,

Покуда ты не превозмог сомнений.


Найдётся ли на целом свете

Муж, сдержанный своей же совестью,

Кто не нуждался бы в упрёках,

Как добрый конь не ждёт кнута?


Как добрый конь, чуть плетью тронутый,

Ретивы будьте, будьте трепетны.

И верой, нравственностью, рвением,

Сознанья сосредоточением

И дхармы ясным постижением

Вы в веденье и поведении

Добьётесь совершенства полного

И трезвенно отринуть сможете

Всю эту тяготу великую.


Воду оросители проводят.

Стрелы оперяют оружейники.

Древо обрабатывают плотники.

Но самих себя смиряют стойкие.

XII. О себе

Коль дорожишь самим собой,

Стань сторожем своим надёжным,

Пусть ночью бодрствует мудрец

В течение одной из страж. [13]


Сначала мудрый сам себя

Пусть обратит к достойной жизни,

Потом другого обучает,

Иначе он не безупречен.


Чему других он обучает,

Пусть исполняет прежде сам;

Смиренный вправе усмирять;

Себя смирить – всего труднее.


Каждый сам себе владыка,

Кто иной владыкой станет?

Самого себя смиривший

Редкого обрёл владыку.


Каждый зло свершает сам –

Сам родит, сам производит.

Злом крушится скудоумный,

Словно яхонт под алмазом.


Закоренелый в скверном нраве

Лианой, душащею дерево,

То, что враги ему желают,

Устраивает сам себе.


Плохое дело сделать просто,

Как самому себе вредить.

Зато полезное, благое

Свершить бывает очень трудно.


Кто поносит безрассудно,

Вредного держась воззренья,

Наставления достойных

Ариев, [14] живущих дхармой,

Тот себе же на погибель

Плодоносит, как тростник.


Зло совершает каждый сам –

И оскверняет тем себя.

Зло не свершает каждый сам –

И очищает тем себя.

И чистота, и грязь – свои.

Один другого не очистит.


Свой предмет и цель свою

На чужое имя не меняй,

Хоть чужое велико.

Ясно знай предмет и цель

И усердствуй ради них.

XIII. Мир

Низменной дхарме не следуй.

Беспечности не предавайся.

Ложным воззреньям не следуй.

Мирского в себе не расти.


Встань, не предавайся лености –

Следуй дхарме так, как следует.

Следующий дхарме счастлив

В этом мире и в ином.


Следуй дхарме так, как следует,

И не следуй, как не следует.

Следующий дхарме счастлив

В этом мире и в ином.


Кто этот мир увидит так,

Как будто смотрит на пузырь,

Как будто видит он мираж, –

Того князь смерти не узрит.


Вглядитесь в этот пёстрый мир,

Подобный царской колеснице.

Здесь сокрушаются глупцы,

А мудрого ничто не держит.


Этот мир живёт незрячим,

Редко кто в нём прозревает.

Мало тех, кто птицей взмоет

К небесам, силки прорвав.


Летают лебеди тропой светила.

Летают по небу чудесной силою.

Но улетают прочь из мира стойкие,

Что одолели Мару с его воинством.


Для особы, изолгавшейся,

Преступившей через дхарму

И к посмертью равнодушной,

Нет в дурных поступках удержу.


Воистину, скупцам нет в горний мир тропы.

Поистине, глупцы не станут щедрость славить.

Но щедрости своей по праву мудрый рад.

Ведь счастие в том мире ему она несёт.


Единовластия земного

И вознесения на небо,

Владычества над всей Вселенной

Плод обретенья слуха – лучше.

XV. Счастье

Мы, право, счастливо живём,

Среди враждебных не враждуем.

Среди враждующих людей

Живём мы мирно, не враждуем.


Мы, право, счастливо живём,

Среди унылых не унылы.

Средь унывающих людей

Живём мы бодро, не уныло.


Мы, право, счастливо живём,

Среди недужных не недужим.

Среди недужащих людей

Живём здоровы, не недужим.


Мы, право, счастливо живём,

Пускай у нас нет ничего.

А пищей будет нам восторг,

Как у сияющих богов.


Вражду посеет победитель.

Страдает тяжко побеждённый.

Но счастлив умиротворённый

Вне пораженья и победы.


Пожара нет, что жарче страсти,

Невзгоды нет, что хуже злобы.

Нет тяготы, подобной грудам,

Покоя выше нет отрады.


Недужней всех недугов – голод.

Сложённость – тягостей тяжеле.

А для того, кто это понял,

Унятье всех отрад отрадней.


Здоровье выгоднее выгод,

Довольство всех богатств богаче,

Надёжность всех родных роднее,

Унятье всех отрад отрадней.


Пригубив сок уединенья

И умиротворенья сок,

Отбросишь прочь тоску и зло

И сок вкусишь блаженства дхармы.


Прекрасно – ариев увидеть,

Жить среди них всегда отрадно.

Ты будешь счастлив постоянно,

Не видя никогда глупцов.


Тому, кто связан с дураками,

Придётся горевать немало;

Общенье с дураками тяжко,

Как столкновение с врагами,

А с умным радостно общаться,

Как встретиться с своей роднёй. А потому:


С умным и мудрым, много познавшим,

Нравственно стойким, в правилах твёрдым,

Арием, мужем благоразумным,

Вечно пребудьте, как месяц со звёздами.

XVI. Приятное

Кто занимается нестоящим,

А стоящим – не занимается,

Стремится к беспредметно-милому, –

Себя развившим позавидует.


Не привязывайся к милому,

А к постылому – тем более.

Милого не видеть – тягостно;

Тягостно – с постылым встретиться.


Пусть ничего не будет мило,

Ведь горько с милым расставанье.

Свободен тот, кому на свете

Ничто не мило, не постыло.


Всё милое чревато горем,

Всё милое родит опасность.

Для тех, кто милое отбросил,

Нет ни опасностей, ни горя.


Привязанность чревата горем,

Привязанность родит опасность.

А для отбросивших привязанность

Нет ни опасностей, ни горя.


Пристрастие чревато горем,

Пристрастие родит опасность.

А для отбросивших привязанность

Нет ни опасностей, ни горя.


Желание чревато горем,

Желание родит опасность.

А для отбросивших желание

Нет ни опасностей, ни горя.


Влечение чревато горем,

Влечение родит опасность.

А для отбросивших влечение

Нет ни опасностей, ни горя.


Совершенный виденьем и нравом,

Правду говорящий, твёрдый в дхарме,

Верно исполняющий, что должно, –

Станет мил и близок многим людям.


Чей ум расцвёл и близок к зрелости,

К утехам не привязан более,

Кто устремился к несказанному, –

Вверх по теченью поднимается.


Возвращается на родину

По чужим краям скитавшийся, –

Не нарадуются встрече с ним

Все друзья его и родичи.

А когда уходит праведник

В мир иной, его встречают там,

Словно дорогого родича,

Здешние добродеяния.

XVIII. Порча

Ты стал теперь, как лист пожухший.

Уж слуги Ямы наготове.

Ты на пороге расставанья,

Да нечего с собою взять.

Так сотвори же себе остров.

Скорей за дело и будь мудрым.

Отмывши скверну, в безупречности

На небо вступишь, в землю ариев.


Твой век уже к концу подходит,

Предстанешь скоро перед Ямой.

Привала на пути не будет,

И нечего с собою взять.

Так сотвори же себе остров,

Скорей за дело и будь мудрым.

Отмывши скверну, в безупречности

Вновь не родишься, не состаришься.


Благоразумный постепенно,

От раза к разу, понемногу

Очистит пусть себя от порчи,

Как мастер – серебро от черни.


Преступителя обетов

Его внутренняя порча

Ест, как ржавчина железо,

И в дурной удел ввергает


Неповторенье портит мантру.

Запущенность – хозяйство портит.

Пригожесть портится от лени.

Охранника – беспечность портит.

Дурной поступок портит женщину,

Даритель портится от жадности.

Дурные дхармы же, поистине,

И этот, и иной мир портят.

Испорченнее же всех порчей

Неведенье, начальник порчи.

От порчи сей освободившись,

Будьте непорчены, монахи!


Нетрудно жить без совести –

Напористому, дерзкому

И по-вороньи наглому,

Погрязшему во зле.

Да трудно жить по совести –

Не нагло, не расслабленно,

Стремиться к очищению

И не пятнать себя.


Кто убивает, лжёт, берёт, что не дано,

Идёт к чужой жене, кто пьянству предаётся, –

Тот свои корни рубит уже на этом свете.

Запомни, добрый муж: дурное неудержно,

Неправда и алчба пусть не склонят тебя

К делам, что повлекут лишь долгие страданья.


По радости своей, по вере

Миряне подают монахам.

Тот, кто завидует другому –

«Его-де угощенье лучше», –

Поистине, ни днём, ни ночью

Не внидет в сосредоточенье.

А кто отсёк в себе такое,

Извёл под корень, уничтожил,

Поистине, хоть днём, хоть ночью

Тот внидет в сосредоточенье.


Жарче страсти нет пожара.

Хватче злобы нет капкана.

Морок частой сети крепче.

Жажда – гибельней стремнины.


Чужой огрех легко заметить,

Свой собственный заметить – трудно.

Чужие всяк готов огрехи

Провеивать, словно мякину,

А свой покроет, словно жулик

В игре плохой расклад костей.


Кто вечно грех чужой заметит

И сыщет повод к недовольству,

Тот взращивает тягу к миру,

А вовсе не извёл её.


Нет следов в пустом пространстве.

Нет подвижников вне дхармы.

Любо тварям повторять себя.

Без повторов пробуждённые.


Нет следов в пустом пространстве.

Нет подвижников вне дхармы.

Вечности нет у сложённого.

В пробуждённых нет превратности.

Примечания переводчика

1.
Эти строфы переведены дважды, чтобы передать оба оттенка буддийского термина manas, который неразличенно означает ум и внимание. Чтобы ум мог развернуться и начать оперировать, потребно внимание. И вот самый первый момент ума, когда это просто внимание, и выражает слово manas. Слово дхармы для этих строф достаточно понимать в общеязыковом смысле, т. е. как «всё то, на чем стоит, держится жизнь», не задаваясь далее вопросом о том, на чём же она держится (не решая проблемы экзистенциальной онтологии). Раннебуддийское решение таково: человеческая жизнь слагается из качественно различных элементарных событий (например, памяти, внимания, страсти, отвращения, равнодушия, удовольствия и пр.), именуемых дхармами.
2.
Ибо эта дхарма вечна. – Предлагается понимать это двояко: А) дхарма «невражда», т. е. отсутствие вражды, вечна, потому что не создана условиями, и Б) правило, что следует держаться невражды, – вечно.
3.
Унятье – так я перевожу слово nirvana. В европейских языках заимствованное санскритское слово обросло пошлыми гедонистическими ассоциациями и даже стало названием поп-ансамбля. Этимологически предлагаемый перевод совершенно точен, да и по сути nirvana в текстах объясняется именно как унятие скорбей и их причин.
4.
Прозрачность контекста склоняет к тому, чтобы переводить слово dipo А) «светильник» и Б) «остров» во втором смысле. В знаменитом же прощальном слове Бхагавана Будды к монахам перед кончиной («Будьте, о монахи, сами себе dipo» – светочами? островами?) видится либо намеренная двузначность, либо первый смысл.
5.
Магхаван – Индра (Шакра), главный бог второго сонма небожителей, населяющего вершину вселенской горы Меру. По буддийскому учению, стать Магхаваном, равно как и любым другим богом, означает получить во Вселенной некий чин, а не быть кем-то по природе, поскольку никакой содержательно определенной неизменной природы ни у кого нет. Чин Магхавана достигается щедростью.
6.
Преграды – влечение к чувственным впечатлениям; раздражение; вялость; отвлекаемость помыслами и пр.
7.
Чтоб вырваться из царства Мары. Иной вариант – когда начинает вырываться из под власти Мары.
8.
Ведомый – имеющий учителя и под руководством его продвигающийся к просветлению, но пока не достигший окончательного результата.
9.
В других изречениях Будды мареву и пене уподобляется весь мир, а не только тело. Стрелам Мары, как цветам, – Маре, олицетворенному мороку, приписан здесь атрибут индуистского бога любовной страсти.
10.
Куша (санскр.) – трава вроде высокой осоки, использовавшаяся в Древней Индии ритуально и слывшая священной. Строфа, таким образом, развенчивает пустой ритуализм.
11.
Русский язык случайно позволил воспроизвести игру слов подлинника: muccati «сворачиваться» (о молоке) и «проявляться» (о последствиях былых поступков).
12.
В строфе используется обычный древнеиндийский классификационный шаблон с четырьмя ячейками: А) Те, кто вновь родятся в утробе (людьми, да и животными тоже), испытывать в жизни будут и горе, и радость (+ & -). Б) Те, кто угодит в кромешную, будут только страдать и горевать (-). В) Праведники на небесах будут только блаженствовать (+). Г) Святые, покинув область изменчивого мира и избавившись от представления о «себе», не будут ни горевать, ни радоваться (ни + & ни -).
13.
Стража – треть ночи, считая от заката до восхода. Бодрствовать следует для занятий сосредоточением. Учитывая, что длительность ночи близка к 12 часам (низкие широты), строфу можно понять просто как увещание не спать сверх надобности. Известно предостережение, что помногу спящий человек не способен уразуметь дхарму Будды.
14.
Арии – в буддийском особом смысле, то есть кто уже достиг результатов на пути, пережил «путь видения».

| В начало страницы | | На основную страницу |